Финальной точкой моего терпения стала маленькая чёрная нора в скале, которую я сперва приняла за очень удобный выступ. Он мог бы позволить мне преодолеть сразу десять-двадцать сантиметров подъёма, поэтому, конечно же, я уверенно ухватилась за него. Донеслось низкое гудение. Поглощенная борьбой с собственным негодованием, я ничего не заметила, пока тёмное облачко не взвилось перед моим лицом. Резкая, пронзительная боль в среднем пальце вывела меня из состояния глубокой задумчивости.

- А-А-Ай! - вскрикнула я, резко отдернув руку.

А второй непроизвольно выпустила предыдущий выступ. Осознав это, я попробовала схватиться снова, и острые, чёрные края выступа радостно впились мне в руку. Я стиснула зубы. Ноги соскользнули с опоры, я поехала вниз, чувствуя, как безжалостные камни прогрызают на подошвах кроссовок новые рваные борозды. Несколько мелких камушков, стуча, посыпались вниз.

- Это ещё что?! - в ужасе воскликнул Рыжик, заметив насекомых.

- Твою мать! - рассвирепела я. - Ненавижу! Ненавижу вас всех!

Обнажив когти, я со всей злости ударила по жёстким скалам. В пальцах ломотой взвыла отдача. Мимо уха сердито прогудело насекомое.

- Получай! Получай! - я продолжила бить камни, как бы возвращая им всю боль, что они мне причинили. - Жри, скотина! Нравится? А? Нравится? И вы тоже убирайтесь вон!

- Бест? - удивлённо осёкся Рыжик.

Но мои глаза вновь закрыла пелена — на сей раз, красная. Пелена гнева, может быть. Камень поддавался и крошился под ударами когтей, обломки сыпались вниз, унося за собой и моё раздражение, понемногу. Когда уставала правая рука, я перехватывала уступ и принималась кромсать камни левой. И испытывала какое-то чёрное ликование, если, отмахиваясь от насекомых, задевала когтём чьё-то маленькое, гудящее тельце.